О музыке Перестройки
В стране был дефицит русской музыки. Официальные ансамбли, которые стояли на учете в филармониях, должны были исполнять песни советских композиторов.
Мы с моим другом — главным диджеем Ухты Сергеем Костровым — ухитрились попасть в какой-то список ЦК ВЛКСМ, где упоминались запрещенные группы. Наверно, «Сталкер» недостаточно воспевал жизнь советского студента в то время.

 
О филармонии
Директора нашей филармонии, прежде всего, интересовали сборы, но в каком-то городе на наш концерт пришел один деятель и написал бумагу о том, что мы неблагонадежны. И тогда директор филармонии нашел московского поэта, который переписал какие-то наши песни. Это было чудовищно. У нас была песня «Расставание» и там были строки «Расставание без поцелуя, лишь сухое дрожание руки, вот и все, и уже не ревнуя, друг от друга мы так далеки, регистрация кончится скоро, назовут номер рейса, и ты, обрывая последнюю ссору, мне кивнешь из-за белой черты». После упоминания слова «регистрация» песня, разумеется, никуда не проходила. Новый вариант был такой: «Города, адресов миллионы, звук трамвая и запах борща, и бредут по земле почтальоны, равнодушные, сумки таща».

 
О гастролях
В филармонии платили немного. Помню, за каждый концерт у нас была надбавка в 4 рубля за переноску аппаратуры. Но мало кто знает, что 4 рубля получали за переноску 4 тонн аппаратуры. Мы жили по нескольку человек в номере и меня как-то подозвали к телефону на этаже. Из трубки говорят: «Мы хотим вас пригласить и заплатим за концерт 500 рублей». А я тогда получал примерно 500 рублей в месяц. В общем, из филармонии нас уволили за левый заработок.

О деньгах
Много было денег, что и говорить. Вот только было непонятно, куда их девать. Машину даже невозможно купить — их просто не было. В итоге все вкладывали в шоу, и довкладывались до того, что купили собственную сцену с подиумом, со светом, с вертящимися зеркалами, с прожекторами, свет которых бьет из-за барабанов. Одна ударная установка «Pearl» у нас была из 14 предметов. Постепенно все это было распродано за копейки в разные провинциальные города — мало кому с администрированием везло в то время.
О распаде «Сталкера»
Однажды наш клавишник Виталик Лихтенштейн позвонил мне и сказал, что уезжает в Америку. Тогда время было совсем непонятное, много людей уезжало заграницу в поисках лучшей жизни. Серые неосвещенные улицы, пустые прилавки магазинов, выбитые стекла витрин. Музыкальная деятельность в перестроечном варианте еще продолжала существовать, но мы прекрасно понимали, что долго это длиться не может.

 
О костюмах
Все помнят мои пиджаки того периода, когда я работал сольно. Они мне не очень нравились, да и не лучшее время это было. В «Сталкере» у нас барабанщик Сашка Чувашов чертовски талантливо шил: брал материал и делал все — от чехлов для колонок до одежды. Благодаря этому мы выглядели стильно — куртка, хлопковые штаны с карманами и молниями. Сейчас смотришь — и не противно. А вот смотреть на себя в варенке — противно, потому что в этом есть что-то убогое.

 
О «Машине времени»
В «Машину» я попал в связи с уходом Подгородецкого. Тогда ребята подыскивали себе нового клавишника, и у них были на эту тему какие-то разговоры. Они набрали мой номер, а я в тот момент случайно оказался дома. Посидел, подумал, что-то поделал. Мне хотелось, чтобы «Машина» звучала так, как она звучала в конце 70-х – начале 80-х. Они мне тогда даже Led Zeppelin напоминали.